Один, два, три. Из чащи вырвался один олень, который на бешеной скорости несся по направлению к границе. Что его напугало, никто не знает. Где-то над бедным животным по веткам деревьев кто-то прыгал. Послышался треск сучьев, и на нагретую солнечным светом землю приземлилась девушка. Ее кожа сверкала тысячами бриллиантов, но она не обращала на это внимание. Ее золотистые глаза следили за убегавшей жертвой. Девушка сорвалась на бег, и вскоре по ее горлу потекла горячая кровь, которая быстро утолила жажду. Девушка улыбнулась и взобралась на дерево.
Словно кошка, Лилиан Эванс, а теперь уже Каллен, приземлилась на траву заднего двора особняка семейства. Во дворе никого не было, но в воздухе  витал аромат человека. Лили не придала этому особого значения, потому что по рассказам Элис, некая Изабелла Свон часто бывает здесь. Ли никогда не видела Беллу, но очень хотела с ней познакомиться. Каллены никогда не приводили белу в дом, пока там была Лиан. Наверное, Карлайл думает, что я не смогу справиться с жаждой. Я давно пью кровь животных, поэтому встреча с Изабеллой пройдет на ура. Конечно же, все может пойти не так гладко, но я смогу контролировать себя. Вампирша улыбнулась и вернулась в свою комнату, где, переодевшись, легка на мягкую кровать, погружаясь в свои мысли.
Аромат Беллы становился все сильнее, и Ли поняла, что Свон зашла в дом. Рядом чувствовался аромат Эдварда, где-то в гостиной сидел Эмметт. Быстро спустившись на первый этаж, Лилиан застала белу в дверях.
- Уже уходите?- Лили подошла ближе.- Эдвард, ты не хочешь познакомить меня со своей подружкой? Если, конечно, хочешь, я могу представиться сама. Лилиан Ева Мария Каллен, урожденная Эванс. А ты, как я понимаю, Изабелла Свон?
- Просто Белла. Очень приятно познакомиться!- девушка протянула руку Лили.
Лилиан закрыла глаза, потому что ее горло обожгла невыносимая жажда. Вампирша чувствовала, как глаза становятся кроваво-красными, а мышцы тела напрягаются, готовясь к броску. Тоненькие руки вампирши сжались в кулаки. Чтобы хоть как-то успокоить себя, Лиан слегка ударила по стеклянному столу, отчего на пол полетели осколки. Вампирша чувствовала, как руки Эмметта крепко держали ее, а Эдвард уводил Беллу в машину. После нескольких минут агрессии вампирша смогла прийти в себя. Лили тысячу раз извинилась перед Эдвардом и Изабеллой, после чего старалась больше никогда не подходить к девушке.

Ты открываешь глаза. Медленно, словно нехотя, теплый рыжий, едва ли не оранжевый свет заходящего солнца покидает комнату. На дворе лают собаки, слышен гомон суетящихся людей. Ты не умеешь читать их мысли, но этого и не требуется — они просты. Они примитивны. Их слова соответствуют их эмоциям. А эмоция у них сейчас только одна — страх. Маленькие, презираемые людишки единственным достоинством которых была кровь. Сладкая, текущая по венам кровь, которую так легко выпить — нужно только знать куда бить. По тонким губам пробегает насмешливая ухмылка. Они боятся. Когда они осознают смерть то пытаются бежать. Тебе нравится когда в крови много адреналина — это придает остроту, как если бы во вкусное, но пресное блюдо добавили столовую ложку горчицы. В дверь смущенно стучат. Неторопливо поднимаешься, морщась от прикосновения ног к холодным половицам. О, ноги вампира вряд ли можно отнести к самым теплым вещам в подлунном мире, но все же — тебе нужно входить в роль. Ты ведь... человек. Сейчас и здесь ты играешь роль человека. Живешь в стареньком доме в самом центре деревеньки, затерянной где-то у подножия Гималаев, работаешь в местном эквиваленте школы, преподавая детям основы чтения и письма. Роняя в открытые души зерна честолюбия. Ты любишь Индию. Жаркое солнце, на юге разбивающиеся о золотистый берег волны океана, на севере — холодные неприступные горы. Ты не любишь больших городов — там есть свои вампиры. Тихие существа, заключенные в колодки страха перед Волтури, которые недавно здесь побывали. Они питались едва ли не падалью, и постепенно становились похожими на нее. Города были плохи еще по одной причине — люди, которые там жили не помнили своих корней. Они верили во многое — в социальное страхование, восьмичасовой рабочий день, в политиков, стоящих у власти, в то что трамвай приедет на остановку следующим утром, так же как приезжал все дни до этого... Но они не верили в богов, не знали, кто такие бхуты, а слово ракшас приобретало ругательное значение... Иное дело — маленькие деревеньки, о существовании которых весь остальной мир знает чисто теоретически — на картах значатся вроде, но там никто не бывает. Там люди еще верили. Там можно было неплохо.. поиграть.
Ты делаешь несколько шагов, деревянные половицы противно скрипят. Проходя мимо зеркала машинально смотришь в него, заправляешь прядь волос за ухо. Ты не так уж и плохо выглядишь — для своих лет. Сегодня твой день рождения, хотя об этом никто не знает. Тебе исполнится сто лет, хотя на вид обычно дают от двадцати до двадцати пяти. У тебя нет семьи, мужа, детей, сонма внуков, неплохая внешность - кожа гладкая и бледная, как мрамор, немного вытянутое лицо с слишком, на твой взгляд, острыми чертами лица, не украшает сеточка глубоких морщин, улыбка дружелюбна, зубы ровные и идеально белые, глаза... глаза, одаривающие острым проницательным взглядом не блеклые и пустые, как это часто бывает у старых людей, они горят жадным пламенем, жаждой жизни, и цвет их — цвет густого бургундского вина. В  густых волосах нет проседи, они каштанового цвета, хотя при определённых обстоятельствах кажутся черными. Ты стройна, природа наделила тебя не слишком выдающейся грудью, высокой талией, чуть полноватыми бедрами. Ты не сгорблена, твоя походка легка и быстра. В уголке бледных губ застыло несколько капель крови — напоминание о прошлой ночи. Слизываешь их, на ходу беря с старого рассыпающегося столика коробку с новыми линзами и надеваешь их. Цвет получается каким-то грязно-синим и ты невольно морщишься. Хотя, ты ведь не помнишь, какие глаза были у тебя тогда, в той твоей первой жизни, может быть, твои глаза были такими же. Приоткрываешь дверь, за которой оказывается высокая смуглая девушка в цветастом сари. Она начинает что-то невнятно возбужденно говорить. Прерываешь ее нетерпеливым жестом и открываешь дверь шире, пропуская ее. Она садится на шаткую табуретку — едва ли не единственное удобство, предназначенное для гостей, и рассказывает что в лесах неподалеку найден был еще один крестьянин. Он был обескровлен, на шее остались следы от чьих-то клыков. Ты улыбаешься про себя, сохраняя на лице серьезное выражение. Ты именно поэтому любишь маленькие деревеньки, затерянные где-то в глубине влажных зеленых джунглей Индии — никто не побежит сообщать в полицию, весть о таинственной опасности никогда не донесется до соседних деревень, недавно приехавшую женщину, работающую в школе, никогда не заподозрят в убийствах — всем ведь будет ясно что около деревни прошли кровожадные, ужасные, облаченные в черные одеяния и сталь ракшасы, или что злой дух-веталас поселился в теле умершей несколько недель назад старухи... Такие деревеньки, такие люди, были добычей, с которой можно немного поиграть — так кошка играется с мышью, перед тем как сожрать — иначе какое удовольствие от схватки, если проигравший не ощутил всей глубины своего проигрыша и позора?
Итого, этот труп уже пятый. В деревне осталось пятнадцать человек. Дрожащая от страха индианка говорит что сегодня жители деревни будут молиться Агни. Ты киваешь, вежливо, но настойчиво, выпроваживаешь гостью. Итак, Агни. Божество, защищающее праведных от порождения ночи. Горько смеешься — не было, нет и не будет такого существа, которое сможет остановить того, кем ты стала, остановить вампира. Наливаешь чай, и, сидя в глубоком кресле у окна, листаешь книгу. Телом ты здесь, но мысли твои бродят где-то далеко. Впервые за долгие годы вспоминается дом — небольшой домик на окраине Варшавы, укрытый от остального мира низким заборчиком и ветками плодовых деревьев. Вспоминается семья — родители, два старших брата, маленькая сестра. Первые годы жизни не помнишь, да и остальное смутно — школа, отличные оценки, театральный кружок, отсутствие друзей — ты всегда предпочитала стоять особняком, - тяжелые времена, мир, содрогающийся в родовых муках, порождающий темный и смутный двадцатый век — и одновременно времена счастливые, когда не нужно было нести на своих плечах ответственность за каждое сделанное движение, воплощенное в жизнь решение. То время было наполнено солнечным светом, запахом домашнего варенья, вкусом вина из одуванчиков, тогда было много искреннего смеха, много радости. Ты хотела тогда стать историком, представляла как здорово было бы войти во внимательно слушающую аудиторию, рассказывать о том, что давно было, но что является ступенькой для шага в будущее... Но понимала что это вряд ли возможно — при прежнем царском режиме единственное, что было тебе доступно — курсы благородных девиц и замужество, при новом история была не нужна, ее выбрасывали как ненужный старый предмет. В огне старого закалялись штыки, служившие перьями, из вен людей извлекались чернила для того что бы на снеге, земле, в небе писать новую историю. Ты была на распутье, в праве выбирать любой жизненный путь по своему желанию, когда в твоей жизни появился Он. Мимолетное знакомство на улице, несколько встреч в кафе, прогулки долгими летними вечерами.. Все было по согласию, перед тобой заранее обрисовали все плюсы и минусы нового состояния, нового качества, предупредили что ты не сможет оставаться дома и, скорее всего, никогда не увидишь семью. Ты выбрала вечную жизнь и прошла через мучительных трехдневный процесс обращения, а после, в тот же день когда стало легче, помахала исчезающей за горизонтом Польше и пустилась в путешествие, которое продолжалось и по сей день. Россия, Испания, Дания, Франция, Бельгия, Голландия... десятки университетов, сотни дипломом, археологические раскопки в Индии, несколько недель на консервированной крови в движении хиппи. Каникулы в Англии, под звуки песен Битлз, рыбная ловля на Гаваях, фотосессия на Филиппинах. Обнаруженный в себе необычный  талант — создание мелких животных — птиц, небольших рыб, маленьких животных (они существовали недолго, но ты могла видеть их глазами, слышать их ушами, чувствовать то же что и они). Счастье и частые ссоры. Расставание где-то в сухом буше Австралии. Переживания, новый переезд, новая жизнь.. Тебе нравилась Индия главным образом потому, что эту страну ты открыла для себя сама. Тебе нравилась кочевая жизнь, постоянные переезды, нравилось вмешиваться в жизнь людей, нравилось играть с их смертями, нравилось убивать — но лишь только тех, чье общество не могло доставить никакого удовольствия, кто не обладал ничем — ни разумом, ни талантом, ни ярким характером.
Ты пыталась вспомнить какой у тебя был тогда характер. Пыталась и не могла. Наверное, всегда такой как и сейчас — неприятной, язвительной, иногда несносной, упрямой, предпочитающей хитрость силе, уверенной в себе, делающей то, что хочется, не терпящей запретов, и предпочитающей газоны дорожкам. Ты умела быть соблазнительной, если требовалось, умела очаровывать, но очарование быстро проходило, а другом ты всегда была плохим. Яркое качество твоего характера на человеческом языке называлось подлостью, но просто ты всегда считала, что твое мнение вернее мнения окружающих, и по их головам можно ходить, коль скоро они это терпят. Отличалась склонностью к театральным эффектам и любила не столько пить кровь, сколько играть с  жертвами. Любила склоки и считала, что статус человека прежде всего определяется статусом его врагов. Наверное и неудивительно, что ты всегда одна.
Годы летели быстро. Ты невольно улыбнулась. Наверное, скоро  придется уезжать из этой деревеньки — еще одна смерть, одно убийство, и можно будет собрать вещи и уехать куда-нибудь. Куда? Это отдельный вопрос. Можно вернуться в Англию, или поехать в турне по Европе, можно устроиться учительницей в женский пансион — а можно стриптизершей в ночной клуб. Хотя... Ты ведь давно хотела побывать в Америке. Стране победившей демократии. Почему не поехать туда?
Ты закрыла книгу и положила ее на стол. Наступал вечер, за ним ночь. Пора отправляться на охоту.
P.S. Внешность - Анна Фрил (Anna Friel)

Легкий ветер подхватывает неведомо когда оторвавшийся от дерева еще зеленый листок и несет его прочь, за высокую крепостную стену, презрев запертые врата и рыцарей в золотом, с львиными изображениями на щитах и бронях. Листок перелетает через кишащие людьми, животными, забитые торговыми палатками, пестрящее вывесками, которые призывают съесть вкусный обед у тетушки Бронны, купить лучшую одежду, сотканную где-то в вольных странах, лежащих за Узким Морем, провести час в объятиях милой девицы на любой вкус, улицах... Листок летит через запертые ворота города, через высокие ненавистные стены, которые, кажется, давят даже во сне не пуская душу оторваться от тела, и улететь высоко — туда, куда долетают только солнечные лучи, туда где больше нет разрывающего на куски горя, которое не желает покидать замок сердца, и поднимает кровавые знамена, вышибая черным копьем из седла благоразумие, время, теперь кажущуюся такой глупой обиду... Листок будет лететь долго, пересекая полноводные руки и узкие лесные ручьи, широкие тракты и узкие потайные ходы, пустынные, укутанные серыми туманами, холмы и долины, он будет видеть низкие крестьянские домики и величественные стены древних замков, которые чувствовали на своих поросших мхом камнях огненное дыхание первых великих драконов. Он будет лететь на север. Туда, где в многих днях пути по воде или посуху, высится дом. Винтерфел. Когда она жила там, то не ценила спокойного уюта высоких стен, сложенных Первыми Людьми, не видела суровой стальной красоты седалища Королей Севера. Она не любила сталь, из которой был выкован отцовский Лед, ее пугала сталь, навсегда оставшаяся в душах и сердцах прочих лордов севера. Она любила тепло и великолепие. Ей грезились прекрасные одетые в сталь и шелка благородные рыцари, разъезжающие в украшенных плюмажами шлемах на боевых конях, она мечтала о турнирах, о том, как принц ее мечты назовет ее Королевой Красоты. Иногда во снах к ней приходили драконы, иногда они нападали на Винтерфелл, но всегда поспевал какой-нибудь рыцарь и дракон погибал, пронзенный длинным клинком. Однажды ей показалось что мечта близка к осуществилась — в самую высокую башню древнего замка приехал прекрасный принц с золотыми волосами, светлыми ласковыми глазами, приятными чертами лица... С тех пор многое изменилось, принц успел сбросить личину, и под сверкающими доспехами оказалось тело коварного дракона. Она никогда не слышала таких сказок, о них не слагали песни, не рассказывали баллад, и ни одна Нэн ни в одном доме зимним вечером у камина не рассказывала об этом маленьким сыновьям и дочерям знатных лордов и леди.
-Куда ты смотришь? Я не это хотел тебе показать, - голос визгливый, противный. Разве от него когда-то замирало дыхание? Разве раньше она не видела жестокости, притаившейся за светлыми глазами? Разве раньше у него была такая отвратительная внешность?
Она подняла глаза. С деревянных промерзших кольев на нее скалилась голова отца. Нет. Не отца. Просто предмет. Ее могут заставить смотреть, но никто не заставит ее видеть то чего она видеть не хочет. Так будет лучше. Будь на ее месте Арья, или Бран, или Рикон... они, может быть, что-то сделали бы. Но их не было. А она боялась за свою жизнь. Не хотела что бы ее сочли предательницей. Но теперь не потому что прекрасная королева могла разочароваться или ее брак с Джоффри может быть разрушенным. Просто не хотела что бы ступени септы окрасились ее кровью. Разве желать жизни — это преступление?
-Сколько мне нужно смотреть, ваше величество? - он казался разочарованным. Наверное ожидал что она зарыдает. Он любил причинять боль. Но в этот раз не получится. Она усмехнулась про себя. Бой выигран, но война заранее проиграна.
Его величество прошел вперед, рассказывая о том, чьи лица она видит, тоном, словно они не стояли на высоте восьми футов над землей рядом с головами, оставленными на корм воронам, а в галерее, где на стенах висят портреты дальних родственников. Он что-то говорил. Она отвечала, кожей ощущая как будто вся мерзость и грязь этого дня стекает по коже грязной болотной жижей. Ее против воли заставляли играть в спектакле, для которого не нужно было обладать лицедейскими талантами и голосом менестреля. Она была личным шутом Джоффри. Птицей, глупым вороном, которая только и может повторять слова, которым ее обучили.
-Твой брат тоже предатель, ты это знаешь, - Джоффри повернулся к Псу. Пес. Еще один невольный участник спектакля, в котором его величество играл роль кукловода. Как куклу обрядили в белый плащ и заставили плясать новую партию.
-..И тогда сделаю тебе подарок, леди Санса, подарю голову твоего брата.
-А что, если это мой брат подарит мне твою голову? - голос был похож на ее голос. Но он не мог принадлежать ей. Она ведь благовоспитанная леди, которая не допускает резкостей, неловкостей, острых углов и саркастичных слов. Леди всегда умеет молчать тогда, когда нужно.
-Ты не должна говорить со мной так. Верная жена не смеется над своим господином. Сир Меррин, поучи ее! - рыцарь, один из легендарной гвардии, которой так восхищался Бран, который приносил обеты защищать и помогать, кем она восхищалась так недавно, шагнул вперед, на губах его заиграла жесткая хищная улыбка, которая смотрелась на своем месте на лице какого-нибудь свирепого пирата или дикаря...